От понятийного сознания к клиповому
Фёдор Гиренок
Паровая машина, если верить Карлу Марксу, изменила общество, в котором появились новые классы. Но она не изменила сознание, которое осталось по-прежнему понятийным.
ПОНЯТИЕ
Что такое понятие? Это объяснил М. Шелер. У человека есть понятия, а у обезьяны нет понятий. Как это узнать? Если обезьяне, говорит он, дать полуошкуренный банан, то она в нём не узнаёт банан. Банан для неё должен быть либо с кожурой, либо без неё. А это значит, говорит феноменолог Шелер, что у обезьяны нет понятия субстанции. А у человека есть, и он легко справляется с бананом.
КНИГА
Символом понятийного развёртывания текстовой последовательности стала книга, порядки слов в которой могли быть линейными, а также могли закручиваться в спираль, сворачиваться в круг, ветвиться, как дерево. Эта линия, несмотря ни на что, не должна была прерываться. Прервавшись, она создала бы опасный разрыв в порядке мысли и, следовательно, бытия, в котором мог бы обосноваться хаос. А хаос – это как броуновское движение атомов. О нём ничего нельзя сказать, в нём ничего нельзя сделать. Клиповое сознание – это разрыв линии и хаос в сознании, допустимый обществом. Зачем нам этот хаос? Затем чтобы поймать смысл, а не информацию. Сообщают обычно информацию, а она равна тому, что сказано. Но что делать, когда мы встречаемся с недосказанным или со сверхсказанным? В коммуникации достаточно ссылок на информацию, но в общении приходится иметь дело со смыслами, которые отсылают к недосказанному или сверхсказанному. И вот в силу неразвитости символического сознания и доминирования в культуре знаковых структур, эти структуры и это сознание дополняется клиповым сознанием.
КОМПЬЮТЕР
Компьютер изменил сознание, хотя не изменил общество. Началось время игры с сознанием. Что это за игра? Если нет символического сознания, то его отсутствие отчасти компенсируется клиповым сознанием. Это одна игра. Другая состоит в расширении возможностей знака при помощи клипа. Эти игры заметны даже в манере письма.
Нужно ли нам сегодня писать так, как писали ещё в ХХ веке? Думаю, что нет. В ХХ веке была тяга к гигантомании. Философы, такие, как Сартр, писали огромные фолианты, в которых они двигались со скоростью повозки, заглядывая во все закоулки мысли, рассказывая обо всём, что они увидели или могли увидеть, ссылаясь на рассказы других писателей.
Нужно ли нам читать так, как читали в ХХ веке? Думаю, что не надо. Пример.
СЕКУЩИЕ ПЛОСКОСТИ МЫШЛЕНИЯ
Девочка двух с половиной лет просит прочитать сказку «Красная шапочка». Ей начинают читать. Она останавливает чтение и предлагает сразу же перейти к той сцене, в которой появляются охотники. Ребёнок внимательно слушает финальный рассказ известной сказки несколько раз подряд. Зададимся вопросом, какое мышление у ребёнка? На мой взгляд, клиповое. Почему? Потому что секущие плоскости её мышления превратили сказку в серию эпизодов, из которых был выбран один, но самый интересный, самый главный и самый непонятный. А именно: появление съеденных волком бабушки и внучки целыми и невредимыми из живота волка. Девочку не интересует морализирующая сторона сказки. Это взрослым кажется, что сказка должна научить девочку не разговаривать с незнакомыми людьми. У взрослых – понятийное мышление. Ребёнка занимает алогичность сказки, абсурдность произошедшего события. В ситуации абсурда, или, что то же самое, при больших скоростях общения любая последовательность знаков становится обманчивой. Логика лжёт. Она хороша при передаче мысли, при изложении, а не сочинении. Рождение мысли стоит вне логики.
КЛИП
Клип – это часть, которая не отсылает к целому. Если бы она отсылала к целому, то тогда она была бы символом, а не клипом. Но эта часть не отсылает также и к другой части. Если бы она отсылала к другой части, то тогда она была бы знаком. Но клип – это и не знак. Это часть, которая отсылает к самой себе. А это значит, что у неё нет горизонта ни вовне её, ни внутри её. Клип избавляет сознание от необходимости обобщать. В нём общее предстоит осязательно. Посредством клипа сознание пытается проникнуть за пределы языка для осязательного прикосновения к миру. При этом сознание фрагментируется, ибо оно попадает в зеркальную комнату, в которой видит только своё отражение.
Осязательно пытались прикасаться к миру два гения. Один жил в России, другой – в Германии. Первого звали Василий Розанов, второго – Фридрих Ницше. Оба они практиковали клиповое мышление в философии.
ПРИМЕР КЛИПА ИЗ ФИЛОСОФИИ РОЗАНОВА
В ХIХ веке в России был популярен Чернышевский. Розанов не любил Чернышевского, но объяснять свою нелюбовь он не стал. Ведь если её объяснять, то нужно анализировать взгляды Чернышевского, искать в них плюсы и минусы, создавать понятия, вступать в дискуссию. Розанов ничего этого не делал. Он создал «клип», образ, в основу которого он положил деталь, частность, одну фразу, сказанную Чернышевским.
К Чернышевскому Розанов подбирается как бы между делом со стороны Гоголя. Герои Гоголя, как куклы, не имеют внутреннего. Они просты и понятны. «Кто же, – пишет Розанов, – не поймёт азбуки, понял даже Чернышевский, не умевший различить чубука (трубки) от жены (основная идея «Что делать»)». И далее идёт цитата из Чернышевского: «Не обижает же вас, если кто покурил из вашей трубки: почему же сердиться, если кто-нибудь совокупится с вашей женой».
То есть Гоголя поймёт даже тот, кто не понимает, что жена – это не трубка. Так Розанов поместил в частность и Чернышевского, и его теоретические взгляды.
ПРИМЕР КЛИПА ИЗ НИЦШЕ
В «Несвоевременных размышлениях» Ницше между животными и людьми нет никакого различия. И одновременно это различие есть. Как Ницше строит своё клиповое мышление? Он начинает делить людей на две части: одна и самая большая – это люди-звери. Другая – это люди-не звери. Ницше пишет в «Шопенгауэр как воспитатель»: кто нас поднимет из потока жизни? И отвечает: «Это те подлинные люди, которые уже не звери, – философы, художники и святые; при их появлении и в их появлении природа, которая никогда не делает скачков, делает свой единственный скачок радости…» В этом образе-клипе Ницше упакована ментальная энергия аффекта, которая равна теории эволюции Дарвина. То есть людьми нас делают художники, философы и святые, и это их дело нельзя объяснить естественными причинами. Художник – это пропуск, разрыв в причинной цепи, скачок к тому, кто самим собой начинает быть человеком.
Опубликовано в “Литературной газете”
№ 46 (6487) (19-11-2014)