Фёдор Гиренок
Быть сегодня экономистом — значит, наивно мыслить. Что значит наивно мыслить? Это значит мыслить, как бухгалтер, без концепта. Кто мыслит без концепта? Тот, кто мыслит, исходя из принципа объективности, согласно которому порядок идей должен соответствовать порядку вещей, а не химерам воображаемого. Но экономическая реальность — это не реальность вещей, и даже не реальность отношений между людьми по поводу вещей. Экономическая реальность состоит сегодня из набора практически оправдываемых иллюзий. Современный экономист — не бухгалтер, но алхимик, который умеет работать с сознанием, вовлекая его в движение капитала.
Экономика и сознание
Нет материи более скучной, нежели экономика. Интерес к ней пробудил Маркс. До Маркса многие полагали, что ведение хозяйства напоминает устройство дома. Дом же есть несимулятивное пространство подлинного. Но Маркс оспорил этот взгляд, введя в хозяйство фигуру “другого”. Для чего он это сделал? Для того, чтобы связать эту фигуру с симуляцией. Сама по себе, без “другого”, симуляция в хозяйстве возникнуть не может.
Кто этот “другой”? Неважно кто. Многие, в том числе и Маркс, готовы были идентифицировать эту фигуру с евреем. Главное — что этот “другой”, возникнув, изменил ситуацию, придав простому действию какую-то двусмысленность. Он заставил видеть в обмене обман. С появлением “другого” хозяин почувствовал, что у него есть спина, и за его спиной что-то происходит, что-то ускользает от его взгляда. Маркс решил заглянуть в то место, что стало слепым пятном во взгляде честного хозяина. Заглянул и увидел, что за спиной человека складываются экономические отношения, плетёт свои сети паук-капитал. И предложил от “другого” избавиться, чтобы лишить паука субъектности. И мы преуспели в этом деле.
Но затем интерес к Марксу пропал. На политических экономистов многие сегодня стали смотреть, как на динозавров. Философия равнодушно отвернулась от экономики и, видимо, напрасно. В связи с новым кризисом субъекта возник вопрос об экономике по ту сторону хозяйства, экономике изнанки. И вновь стала актуальной проблема: возможна ли экономика без обмана или она безнадёжно связана с симуляцией?
Экономист
Быть сегодня экономистом — значит, наивно мыслить. Что значит наивно мыслить? Это значит мыслить, как бухгалтер, без концепта. Кто мыслит без концепта? Тот, кто мыслит, исходя из принципа объективности, согласно которому порядок идей должен соответствовать порядку вещей, а не химерам воображаемого. Но экономическая реальность — это не реальность вещей, и даже не реальность отношений между людьми по поводу вещей. Экономическая реальность состоит сегодня из набора практически оправдываемых иллюзий. Современный экономист — не бухгалтер, но алхимик, который умеет работать с сознанием, вовлекая его в движение капитала.
Капитал
При этом нужно понимать, что сознание существует не для того, чтобы искать объективную истину, и не для того, чтобы возрастала стоимость капитала, а для учреждения мира воображаемого, для удвоения видимого. Истины сознания — это всего лишь возвышающий человека обман. Сознание посредством воображаемого расширяет границы реального и в этом расширении старается не зависеть от реальности.
Капиталу, вернее — капиталисту, как персонифицированному выражению капитала, — это нравится. И он присваивает богатства мира воображаемого. Поэтому всякий капитал спекулятивен. И хотя русское сознание не любит спекулянтов, современная экономика создана спекулятивным капиталом. Но капитал является спекулятивным не потому, что он мошенничает, играет на ценовом различии, покупая товар по низкой цене и перепродавая его по более высокой цене, хотя он только этим и занимается. Капитал спекулирует на расширении реальности посредством воображаемого. Зачем? Затем, чтобы не зависеть от реальности. Но этой независимости он не может достигнуть без эксплуатации сознания как своего ресурса.
Вовлечённость субъективности в движение капитала позволяет капиталу расширять список базовых активов до бесконечности. Если вещь всегда есть то, что она есть, то человек никогда не есть то, что он есть. Почему? Потому что у него есть сознание, которое существует в действии, но никогда не существует в действительности, то есть не существует как вещь. Поэтому для экономиста нет смысла ставить вопрос о том, почему в мире есть что-то, а не ничто. Экономист — не философ. Ему, видимо, предпочтительнее было бы узнать, почему в экономическом мире ценится ничто, и каким образом из этого ничто посредством воображаемого получается что-то.
Вещи не меняются. Взгляды на них, конечно же, меняются. И эти изменения капитал использует для своего спекулятивного роста.
Концепты
Большая часть современных экономистов старается производить знания, хотя их знания больше никому не нужны. Капиталу нужны не знания, а сознание. Ему нужно богатство субъективного, а не отражение реального. Он не позволит субъекту совершить убийство сознания.
Но среди экономистов есть ещё и те, кто изобретает концепты, которые управляют знаниями. Концепт — это, как заметил великий экономист Делёз, то же самое, что живописное полотно художника, результат творчества, продукт галлюцинирующего сознания. Чтобы получился концепт, нужен хорошо обоснованный вымысел. И тогда концепт становится точкой сингулярности сознания, его индивидной неповторимостью. И под концептом можно ставить подпись. Например, под концептом “капитал” стоит подпись “Маркс”. Но экономисты разучились создавать концепты.
Кто производит знание, тому не нужно иметь сингулярное сознание. Тому достаточно быть умным телом, интеллектом без субъективности. У того есть неодолимое желание уклониться от необходимости ставить свою подпись, чтобы скрыться в анонимных складках рассчитывающего мышления.
Дезорганизация сознания
Кризис субъекта — дело рук спекулятивного капитала, произведение современной экономики. Задача экономики состоит не в производстве товаров и услуг, ибо это производство — всего лишь необходимый пока ещё элемент в движении капитала. Эффективнее всего производство, в котором делают деньги в чистом виде: без труда, без рабочих, станков и машин. Товары и услуги затемняют существо дела, прикрывают истинный смысл экономики. Отвлекающий маневр капитала предназначен для ослабления сознания. Задача экономики состоит в том, чтобы запутать сознание, дезорганизовать его. И прежде всего — дезорганизовать сознание элиты.
Настоящая экономика делается не в цехах, а на финансовой бирже. Подлинные экономисты — это не доктора наук, а манипуляторы сознания. Пока существует сознание, будут существовать и видимости, будут существовать и условия для спекуляции.
Поскольку человеческое сознание построено по принципу матрёшки, постольку манипулировать сознанием — значит, всегда иметь в запасе ещё одну матрёшку, ещё один план сознания. Обычно такой матрёшкой является элита, которая вводит в зону малых восприятий, в зону неразличения все остальные планы сознания. И это нужно учитывать любому экономисту, ибо принцип матрёшки в работе сознания составляет нерв современной экономической реальности.
Сознание, заполненное видимостями и кажимостями, отсылает к существованию другого сознания. Ты думаешь, что ты думаешь сам, и не думаешь, что в твоей голове может думать кто-то “другой”. Тебе показывает себя одна последовательность событий, а на самом деле существует другая, прямо противоположная. Но первую видно, а вторую не видно, ибо она сама себя не показывает. Ты думаешь, что для тебя весь мир вертится, что для тебя производят товары и услуги, а на самом деле производят прибыль. И о тебе никто не думает. Ты как потребитель встроен в логистическую цепочку параллельного мира. Сказанное о матрёшке в экономике можно прокомментировать на материале психиатрии.
Психиатр Кандинский
Русский психиатр Кандинский рассказывает: иду я, — говорит он, — по тёмному больничному коридору (напоминаю, что экономика — это и есть больничный коридор) и вижу, как один пациент на полусогнутых ногах, озираясь, пугливо крадётся по коридору. Кандинский начинает его расспрашивать: “Что ты, братец, здесь делаешь?” “Тише, доктор, — зашептал ему больной, — не вспугни крокодила”. “А что случилось?” — продолжал расспрашивать Кандинский. Ответ был такой: “Меня крокодил проглотил. Я у него в животе. Здесь такая темнота и такой дурной запах, что можно задохнуться”.
“Что же ты делаешь?” — продолжил допрос Кандинский. “Пробираюсь к выходу, — был ответ. — Видишь, у него пасть открыта”. Пациент показал на окно в конце больничного коридора: “Надо торопиться, а то он может закрыть свою пасть”. И пациент всё так же боязливо продолжил свой путь к окну больничного коридора.
Было бы странно, если бы пациент ответил Кандинскому: мол, я здесь лечусь. Напротив, было бы логичным, если бы Кандинский присоединился к своему пациенту и они вместе стали бы пробираться к окну. В этом рассказе столкнулись два сознания, две вселенные. Одно — под именем “врач”. Другое — под титулом “пациент”. И каждое из них выражает свою тотальность. Но сознание пациента включено в сознание врача, как маленькая матрёшка в большую матрёшку. В шизофреническом сознании воображаемое расширяет реальное: больница именуется крокодилом. В ней мрачно, как в желудке крокодила. Ничего не видно, ничего непонятно и ничего ещё не определено. И пациент идёт к свету. А доктор ему мешает, хотя он тоже несёт в себе свою шизофрению. Каждое сознание имеет свою зону непонимания. Вот пример моего участия в психиатрии экономической жизни страны.
Волатильность
Я очень люблю русские рубли и не очень люблю американские деньги. Доллары я использую для того, чтобы съездить в Турцию. За один доллар я обычно отдавал 30 рублей.
Но вот однажды (а когда мы слышим слово “однажды” или “вдруг”, нужно понимать, что мы попали в точку сингулярности сознания, а не в точку регулярности, от нас требуются осознанные восприятия, а не малые восприятия) я иду менять деньги и узнаю, что за один доллар нужно отдать 80 рублей. Я сопротивляюсь. Мне говорят, что завтра он будет стоить 100 рублей. И вот я, как Цезарь, стал думать: переходить мне Рубикон или не переходить, согрешить мне, как Адаму, или не согрешить. Я перешёл Рубикон и сдался, стал агентом экономического действия, то есть доверился малым восприятиям. Я поменял рубли на доллары и никуда не поехал. Хорошо быть в порядке перед самим собой. Я почувствовал себя одним из самых проницательных людей. Но через неделю я узнал, что доллар упал. За него мне теперь дадут 50 рублей. В результате меня обокрали дважды. И я возненавидел спекулятивный капитал. Поэтому я стал читать “Капитализм и шизофрения” Делёза.
Делёз
В процессе чтения я узнал, что у меня были причины поменять рубли на доллары, но у меня не было для этого достаточных оснований. То есть вся тотальность современного мира говорила мне: давай, меняй, не надо колебаться. А оснований для обмена не было. Я был не готов к выражению бесконечной цепочки причин. Мое индивидуальное понятие не включало в себя идею обмена. А без этой идеи я, как Адам без греха, несовозможен реальному миру. И оно меня тихо отговаривало от транзакции. Мне остаётся заметить, что игра между причинами и основаниями придумана для того, чтобы в понятие вещи втиснуть всё, что происходит с вещью. Чтобы потом аналитически всё из этой вещи достать.
Я не вещь. Вещи проявляют свои свойства, а люди свои учреждают. Всё, что происходит с вещью, происходит в пространстве и времени. А то, что происходит с человеком, происходит не в его концепте, а в его волатильной субъективности.
Экономика наизнанку
Торговля воображаемым составляет смысл экономики изнанки. Где происходит эта торговля? Чаще всего — на финансовых биржах, где продают и покупают локализации во взглядах, совершают сделки с призраками, обмениваются социально приемлемыми симуляциями. Здесь никого не удивит превращение формы.
В изнанке, в зоне неразличения сознания, как бы за спиной у нас, — происходит невидимый обмен предикатами между тем, что существует, и тем, что только является. В результате обмена видимости закрепляются за тем, что существует, а предикат бытия приклеивается к тому, что только является.
Мир реальный мы привыкли мыслить в понятиях. И также в понятиях мы пытаемся мыслить мир кажимостей и видимостей. Но проблема состоит в том, что понятийное мышление не делает различия между существующим и тем, что не существует. Понятие явления создаётся вне связи с существованием. Концептуальный анализ стола никогда не придёт к тому, что он стоит у меня около окна. Реальный рубль в кармане и воображаемый рубль — это разные рубли. Один у нас есть, а другого нет. Но концептуально, как заметил Кант, у них нет никакого различия. У них одно и то же понятие. Пока мы не вступили в зазеркалье экономики, указанной неразличённостью можно было пренебречь. Но как только мы вступаем в мир воображаемого, всё начинает меняться. Понятийное мышление уходит на второй план. На первый план выступают антропологическая прагматика и пространственная детерминация.
Резюме
Современная экономика галлюцинирует. Любой экономист, чтобы быть экономистом, а не обманывающим себя специалистом, должен знать, как устроено сознание.
