Фёдор Гиренок
Знание – это знание, а вера – это всё-таки вера, и вместе им, видимо, не сойтись, если они случайно не сойдутся в лице учёного или верующего.
Наука
Наука – это знание. А знать – значит располагать нечто в последовательности, рассчитывать, вычислять. Наука основана на числовой сущности мира. В ней всякое суждение относительно. Всякое знание требует пересмотра. Науке нужна относительная истина. В вопросе об истине наука расходится с верой, ведь верить – значит верить абсолютно, а знать – значит диссимилировать абсолютное, рассеивать его, распылять. Наука полагает, что жизнь – это числовой процесс. Вера полагает, что жизнь – это не арифметика, не логический процесс, а реальный. Она полагает, что жизнь – это абсурд. Поэтому можно верить и знать, но нельзя знать и верить. Конечно, можно и знать, и верить. Но нельзя знать, чтобы верить.
Вера
Греки и римляне были людьми образованными. Они учились в академиях и лицеях и знали, что есть законы природы и эти законы никому нельзя нарушать. А потом появились христиане, люди Востока, невежественные и тёмные, ибо в академиях они не учились и думали, что у них есть такой Бог, которого, как человека, можно поймать и гвоздями прибить к кресту. Римлянам казалось нелепым называть Богом того, кто смертен. Бог – это Юпитер. Разве мог кто-нибудь из людей арестовать Юпитера, заковать его в наручники, посадить в тюрьму. Юпитер испепелил бы людей, уничтожил мир, ибо он бессмертен и всесилен.
В третьем веке нашей эры жил Тертуллиан. Он был защитником христианства, апологетом. Да, говорил он, Христос распят, но мы этого не стыдимся, хотя это и постыдно. Сын Божий умер, мы верим в это, потому что это нелепо. Погребённый он воскрес. И это верно. Ибо невозможно. То есть греки и римляне открыли горизонты знания, а христиане открыли горизонты веры, которая не нуждается в знании, в ссылке на цепочку причин и следствий, в основаниях. Если я знаю, то я уже не верю. А если верую, то абсурдно. Нельзя верить со ссылкой на такие языковые формулировки, как «потому что», «если, то». Ибо эти ссылки уводят в мир наличного, фактического. А мир реальный всегда относителен, для него есть понятия, метафоры и аллегории. Но нет символов.
Символ
Символ – это не знак. Знак произволен и не зависит от обозначаемого предмета. Символ и символизируемое есть одно и то же. Для того чтобы появился символ, нужна тайна. Но в мире относительного нет тайны. Вернее, она есть, но носит характер языкового секрета, того, что мы знаем, а другие не знают. И мы им его не раскроем.
Онтологическая тайна – встреча абсолютного и относительного. Логически эта встреча невозможна. Ведь для того чтобы встретиться, либо относительное должно перестать быть тем, что оно есть, либо абсолютное. Тем самым сама встреча теряет смысл. Так вот, эта встреча – тайна. Она требует веры, поэтому у веры всегда есть символы и нужно быть верным символу.
Верен тот, кто верит. А тот, кто потерял веру, неверен. Конечно, легче от фактического, наличного потребовать соответствия своему понятию, чем от себя потребовать соответствия символу. Вещи соответствуют своему понятию. А человек соответствует своему символу. Вера и верность не из мира фактического, в котором всё случайно и преходяще. Вера и верность – из мира символического. А символы неизменны, они не подведут. Поэтому не следует искать человека или человеческое среди возможного. Человека нужно искать среди невозможного, ибо человек – это его вера.
С верой связана верность. Но верность нельзя понимать как правильность. Правила губят веру и мысль. Верность нельзя заменить истинностью, ибо истина требует соотношения с вещами, а верность соотносима только с самой собой, с верой. В мире веры простые мысли и твёрдые основания. В современном мире много знания и мало веры. Поэтому в нём преобладают сложные мысли, и человек строит свою жизнь на зыбких основаниях.
Вера слепа, но не потому, что она не видит. А потому, что она видит видения, для которых нет никаких оснований. Если для веры есть основания, то она становится разумной, знающей. Знающая вера перестаёт быть верой. Знание и вера несовместимы. Одно ведёт к поиску причин, к логике. Другое – к невозможному.
О разуме
За последнее время в философии радикально поменялось отношение к разуму. Суть этих изменений можно выразить так: быть разумным – значит не покидать природу, быть реактивным, послушным природе, то есть быть адекватно реагирующим на изменения среды. Природа разумна, но человек безумен, потому что он непослушен, являясь причиной реальности объектов своих представлений. Он воображает, то есть смотрит на мир со стороны сознания. Для него призрак так же реален, как и вещь.
Быть разумным – не значит быть мыслящим, а быть мыслящим – не значит быть разумным. Разумный человек лишает себя видений. Его отношение к миру не опосредовано отношением к самому себе. Ему определено быть animal rationale. Сегодня быть разумным – значит быть бюрократом расхожих ценностей.
Мыслящий человек – это человек грезящий, человек, к которому приходят видения. Его отношение к миру опосредовано отношением к самому себе. Он ищет истину, как ищут Бога. Люди, которые отказались от возможности веровать, уже не могут искать Бога, ибо искать его – это дело безумцев. Эти люди стали слишком разумными. «Они, – говорит Хайдеггер, – больше не могут искать, потому что перестали думать». И далее он говорит: «Мышление начнётся тогда, когда мы постигнем, что возвеличивавшийся веками разум – это наиупрямейший супостат мышления». Иными словами, мысль законодательствует не тогда, когда она покоряется разуму, но тогда, когда она, по словам Делеза, мыслит наперекор разуму.
Опубликовано в “Литературной газете”
№ 16 (6506) (22-04-2015)
