о двух типах социальности
Бог создал человека. Человек создал общество. Зачем? Если бы у человека было место в мире, то общество ему было бы не нужно. Но у человека нет места в мире. У него нет сущности. Он неуместный. Он есть простое существование без сущности. Кто дает ему место и имя? Общество. Поэтому общество есть множество поименованных других, среди которых всегда нет тебя. Кто я? – спрашивает человек у общества. Ты – рабочий, – отвечает оно ему. Или бизнесмен.
Но какой ценой оно дает место человеку? Ценой лишения его радостей жизни. Человек – это субъективность, каприз, то есть сам по себе он асоциален. Почему асоциальному существу нужен социум? Потому что человек никогда не совпадает с самим собой, он не знает, кто он и как ему стать собой. Чтобы найти себя, для этого ему нужны воля и сознание. Напротив, общество – это алгоритм бытия вместе без сознания и воли. Оно лишает человека произвола и капризности. Общество отбирает у человека свободу, чтобы дать ему место, где он может забыть о себе.
Отечество, родина и империя
В обществе не было и никогда не будет свободы, ибо свобода и есть произвол. Социальная свобода невозможна в принципе, ибо нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Каким образом общество дает человеку место? Оно дрессирует его, воспитывает под свои алгоритмы. Язык – кнут социализации человека.
Где общество, там и государь. Там и наше отечество. Отечество требует служения. Государство надзирает, наказывает и поощряет. В нем сила. От него исходит порядок. Русское сознание хорошо видит различие между родиной и отечеством. Родина – это родимая земля, что-то близкое, теплое. На родине тебе сочувствуют. Она, как мать, встречает тебя словами утешения.
Родина мила, но на нее нельзя полагаться. Она не опора. Ей самой нужна поддержка. Отечество в отдалении. Из этого отдаления слышится суровый голос отца. Русский человек сторонится порядка, бежит от его монотонности к согревающему душу материнскому хаосу. Он убегает, отечество его нагоняет. Он прячется, отечество его ищет и находит. Так создавалась русская империя.
На Западе отечество выходило за пределы родины. У них один народ навязывал свою волю другому народу, подчинял его себе. В России родина выходила за пределы отечества. Она растворила в себе многие народы, мы помним даже историю жены хана Кучума. Но памятник в Тобольске благодаря А.Г. Елфимову мы поставили Ермаку. Россия – это Ермак.
Мы не Европа. У нас Дух Святой исходит только от Отца-самодержца. На всем остальном он только лежит. Нам чужда мысль о филиокве. В России партии, парламент и депутаты сами по себе никакой опоры не имеют, кроме воли правителя. Как же могут они его ограничивать, если они на него опираются? Нам нужен самодержец, а не разделение властей. Он за все отвечает. В Европе человек сам себе император. В России человек опирается на государство как на свой костыль. Оно для него, как для черепахи панцирь. Без него он пропадет.
Общество устарело
Общество устарело, говорит Бердяев в «Новом средневековье». И я с ним согласен. Оставим его тем, кто придумал города. Мы устали от огораживаний, от партий и депутатов. Современное общество – это бюрократия, замкнутая на саму себя. Никаким круговоротам элиты она не подчиняется. Устарела сама мысль о том, что человек есть существо социальное. Социальными являются термиты и муравьи. В обществе каждый человек вращается вокруг своего «я». В нем все люди разъединены. Что их может объединить? Интересы. Но кто объединит интересы эгоцентрических людей?
Община – параллельный тип социальности
Община – другой тип социальности. Где община, там церковь. Община – это наша родина. В ней люди связываются посредством объектов своих грез – общих целей и ценностей. Эти объекты существуют, если к ним относятся как к существующим. Поэтому община является пространством объективированных галлюцинаций. В ней желаемое выдают за действительное. Тогда как в обществе симулируют, обманывают. В обществе у каждого есть маска. В общине человек существует таким, какой он есть. Община заставляет людей говорить «мы». В ней «я» сдвигается из центра и возникает, как скажет Данилевский, дисциплинированный энтузиазм. Что может связать людей со смещенным из центра «я»? Не то, что есть, и не то, что будет. А то, чего нет, но что каждому дано. У нас будущее – это прошлое, которое никогда не ведет к настоящему. Наше будущее – это наше дословное.
Рождение человека из духа общины
Случай с Иваном Аксаковым. Шла Крымская война. Аксаков возглавил ополченцев. Где война, там снабжение, где снабжение, там воровство. Война закончилась, а деньги на войну у военных и ополченцев остались. Аксаков – общинник по духу. Не потраченные на войну деньги Аксаков поехал сдавать в казну. Он сдаёт, а казна деньги не принимает. Почему не принимает? Потому что если их принять, то тем самым нужно будет признать, что во всей армии деньги тоже остались, но их никто не сдает. То есть они разворованы. Аксаков – единственный в русской армии, кто вернул в казну не потраченные на войну деньги.
В чем состоит изъян любого общества? В том, что оно не выносит правду. Оно не вынесло правды Ивана Аксакова, и он подал в отставку. В обществе видимость добра тоже добро, хотя это не добро. Община – это не общество. В обществе ложь является условием коммуникации. В нем все лгут. В общине не симулируют. В ней видимость добра отличают от добра. Чтобы жить в обществе, истина не нужна. Чтобы жить общиной, нужна правда.
О власти: Александр II – это не Пётр I
Если общество как идея устарело, то что его заменит? Его заменит община. Второй тип социальности. Что это за тип? В нем не разделяют власть, а направляют ее. Она не падает сверху вниз, а поднимается снизу вверх. Об этом идёт речь в газете «Завтра», опубликовавшей в 2024 году беседу А. Проханова и Е. Савченко под названием «Разговор о власти». В этом материале газета предложила забыть о старом обществе и подумать о том, как построить в России справедливую систему выборов, или, говоря иначе, как возродить общину и земства в сельской местности и коммуны в городах.
Земская реформа в России царя-реформатора Александра II – это не Парижская коммуна. Это великая попытка вернуть Россию к своим началам, к своей самости. Петр I развернул Россию к Европе. Александр II нашёл для нее самобытный путь. Реформы продлились 50 лет и завершились разгоном Учредительного собрания в 1918 году, вернувшим нас в лоно европейской ментальности.
Хватает ли русским присутствия себя по отношению к себе?
Мы, русские, плохо знаем себя. Мы плохо знаем дорогу в глубь веков. У нас нет своего Гомера, чтобы сознавать за собой толщу времени. У нас нет своего Одиссея, который 10 лет искал дорогу из Трои на родину, хотя всё это было рядом друг с другом. Нам не хватает сознания для путешествия по галлюценозу, миру наших ценностей и смыслов. Доктор Живаго – это не Леопольд Блум, который отождествил себя с Уллиссом и прожил его жизнь за один день. Но это и не Марсель, герой «В поисках утраченного времени» Пруста. Это человек, который просто сел не в свои сани. Наш Одиссей сегодня – Анатолий Омельчук, сибирский писатель.
Когда братья Киреевские захотели исследовать толщу русского времени, они сразу же организовали журнал под названием «Европеец». Любомудры Петербурга ставили Шеллинга выше Библии. У Киреевского была умная жена, которая помогла ему понять, что время узнаётся не по запаху, а по видениям святых отцов Церкви.
Если спросить образованного русского человека, читал ли он Камю, то он, конечно, скажет – читал. Но если спросить, читал ли он что-нибудь из Кохановской, то он скажет – не читал. А Кохановская была популярна не менее Достоевского. И у нее был чистый русский язык. Дочь Тютчева читала её повесть в царской семье. Мы предали ее забвению. Почему?
Русским не хватает присутствия себя по отношению к себе. Эта нехватка образует дыру в нашем сознании. В эту дыру вытекает все содержание русской цивилизации.
Почему в мире мало русской мысли?
«Речи к немецкой нации» Фихте создали Германию. В XIX веке они издавались немцами 40 раз. «Письма из Риги» Самарина не создали русскую нацию. Они затерялись в головах нескольких славянофилов в Москве еще в позапрошлом веке. Самарина за них на 12 дней посадили в Петропавловскую крепость. С ним провёл беседу царь и просил его не разжигать национальную рознь.
Фихте спасал немцев от галлицизмов и спас. Адмирал Шишков тоже спасал русских от галлицизмов. И не спас. Почему? Сколько человек в России читает Вольтера, спрашивал Шишков и отвечал: один миллион. А сколько человек читает Ломоносова? Тысяча. Над Шишковым посмеялись. Что вызвало смех? Мокроступы вместо калош и топталище вместо тротуара.
Почему в мире мало русской мысли? – спрашивал Леонтьев. Потому что у нас много проповедников и мало мыслителей. Мы не хотим думать сами. Русской мысли не будет до тех пор, пророчествовал Леонтьев, пока мы не перестанем быть европейцами во всем: в политике, в экономике, в искусстве, в философии хозяйства, как скажет профессор Ю.М. Осипов, в жизни, в науке. То есть наши мысли в голове должны существовать по законам нашей головы, а не по законам той жизни, которой мы не жили.
Интеллигенция и эллипсоидное поведение русского человека
Интеллигенция – самое неудачное изобретение русской истории. Её изобрели, а она устроила три революции. Бердяеву она не нравится потому, что она не думает, а только приклеивает ярлыки. Леонтьеву она не нравится из-за пропаганды просвещения. Леонтьев против просвещения народа. Интеллигенция – за. Она думает, что от неё исходит свет. Леонтьев думает иначе.
Вот мы просвещаем народ. Просветили и где он, куда он девается? – спрашивает Леонтьев. Куда просвещённый исчезает? Он, говорит Леонтьев, становится массой. Масса живет в городе. Ею правит СМИ. У неё эгоцентрическое поведение. Народ живёт в деревне. Это крестьяне. У каждого из них «я» смещено из центра, но у каждого из них есть свое лицо. У горожанина нет лица. Община уберегает народ от того, что производит массу, от интеллигенции.
В общине у русских эллипсоидное поведение. Здесь у нас две точки сбора: одна в церкви, другая – в государстве. В городе у нас целерациональное поведение, как у европейцев. Города – это термитники нашей цивилизации. Просветить – означает вытолкнуть крестьянина из деревни в город, в общество дневного галлюценоза – в то, что в Европе назвали Новым временем. Это время изобрело партии, парламенты, гуманизм, нации, искусственного человека. Это время закончилось. Наступило время второго типа цивилизации, время ночного галлюценоза и общины как типа социальной связи.
Колесо русской цивилизации катится от общества к общине, к земству и артели.
